Руки, помогающие учить язык, эгоистическая осознанность, денежное счастье, люди, ведущие себя как животные — и ещё несколько психологических фактов, которые нам запомнились в прошлом году.
Мало какая наука может сравниться с психологией в общественной популярности, и мало кто из исследователей способен удивить нас так, как психологи. Правда, иногда удивление граничит с возмущением, когда результаты психологических исследований идут вразрез с привычной картиной мира, когда психологи покушаются на какую-нибудь народную мудрость, вроде того, что не в деньгах счастье. Тем не менее, психологическое исследование — это психологическое исследование, и раз уж мы живём в мире, созданном наукой, ей стоит доверять, даже когда наука порой опровергает собственные результаты.
Деньги приносят счастье
Так вот, о деньгах и счастье. Есть ряд исследований, которые посвящены людям, выигравшим в лотерею — они как будто становятся счастливее, хотя и не сразу. Но что такое деньги сами по себе? Важно, как их тратить. Несколько лет назад мы писали об экспериментах психологов из Кембриджа, которые пришли к выводу, что деньги действительно приносят счастье, только если тратить их с умом. Да и деньги бывают разные. Сколько нам нужно для счастья? Тут всё зависит от индивидуальных особенностей, но в 2010 году в США было опубликовано одно влиятельное исследование, согласно которому доход выше 75 тыс. долларов в год уже ничего к счастью не прибавляет.
Однако в прошлом году в PNAS появилась статья о том, что предела денежному счастью на самом деле нет. Участники исследования несколько раз в течение дня отмечали, насколько счастливыми они себя чувствуют. И как минимум раз в день нужно было отметить, насколько ты вообще чувствуешь удовлетворение от жизни. В другой серии измерений требовалось конкретнее описать своё состояние, то есть что тебе не просто хорошо, а что ты чувствуешь вдохновение, интерес, гордость и т. д. И то же самое для отрицательных эмоций: не просто плохо, а плохо со страхом, со скукой, с расстройством или как-то ещё.
По словам авторов работы, такая детализация счастья по дням позволяла лучше оценить непосредственное эмоциональное состояние человека — не только то, как он осмысляет свою жизнь вообще, но и как он её проживает. В исследовании участвовало более 33 тыс. человек от 18 до 65 лет, и измерений счастья и несчастья получилось более 1 млн 700 тыс. Измерения эти сопоставили с ежегодным доходом, и оказалось, что счастье растёт и после 75 тыс. долларов в год. Если один человек зарабатывал вдвое больше другого, то они и чувствовал себя вдвое счастливее. Тот, у кого было 50 тыс. в год, был вдвое счастливее того, у кого было 25 тыс. в год, а тот, у кого было 200 тыс., был тоже вдвое счастливее того, у кого было 100 тыс. в год.
При этом тут были свои нюансы. Например, если человек приравнивал успех к деньгам, то он был менее счастлив, чем тот, для которого успех и деньги были не одно и то же. Кроме того, если человек ради больших денег слишком много работал, то он часто чувствовал определённый дискомфорт из-за сверхзанятости.
Больше не значит лучше
Когда мы слышим о какой-то проблеме, какое решение приходит в голову в первую очередь? Дать больше денег, больше работать, привлечь ещё людей и т. д. И намного реже мы думаем о том, что проблему можно решить, если перестать слишком активничать, если что-нибудь убрать, уменьшить или ослабить.
Прошлой весной в Nature была опубликована статья о том, что людям вообще свойственно забывать, что проблему можно решить не сложением, а вычитанием. Эксперимент был достаточно прост: из конструктора LEGO собирали кубик с крышей, которая выходила за края кубика. Между кубиком и крышей был столб-подпорка, но подпорку ставили на угол, то есть крыша держалась как бы неустойчиво. К стене кубика ставили фигурку-статуэтку ростом почти с кубик. Затем участников эксперимента, которых ловили просто в университетском дворе, просили сделать так, чтобы крыша не упала на голову фигурке.
Глядя на эту конструкцию, можно увидеть, что крышу можно подпереть ещё одной-двумя-тремя подпорками, а можно просто убрать ту, которая есть — чтобы крыша просто легла на кубик. И в том, и в другом случае фигурка рядом с кубиком окажется в безопасности. За участие в эксперименте платили доллар, но половине участников (а всего их было около двухсот) прямо говорили, что каждая добавленная деталь стоит 10 центов. То есть если человек подпирал крышу ещё одной подпоркой, он получал не доллар, а 90 центов. Но даже в этом случае лишь 40 из 98 человек решили проблему вычитанием — то есть они убрали ту единственную подпорку, которая делала всю конструкцию неустойчивой.
Другой половине участников эксперимента говорили ещё более чётко, что каждая добавленная деталь стоит 10 центов, но если деталь убрать, то это не будет стоить ничего. То есть добавив запчасть, ты получишь не доллар, а 90 центов, если же запчасть уберёшь, то получишь именно целый доллар. Однако и с таким ещё более явно озвученным условием запчасть убирали уже 66 человек из 99 — побольше, но всё равно странно, что не все.
Похожие эксперименты ставили с нарисованными узорами: их нужно было изменить так, чтобы получилось симметричное изображение. И снова оказалось, что человек скорее дорисует что-нибудь, нежели сотрёт.
Можно сделать вывод, что мы по умолчанию настроены на то, чтобы добавлять, увеличивать, при(в)носить и т. д. Даже явная награда, явная денежная выгода не всегда в силах переломить установку на «плюс». Авторы работы иллюстрируют эту закономерность примером из жизни собственного университета: когда очередной новый ректор спрашивает у подчинённых, как улучшить университетскую жизнь, то лишь 11% от всех предложений советуют что-то убрать — какие-то учебные программы или, скажем, какие-то регуляторные нормы. И такие примеры наверняка есть под рукой у многих. Нам не всегда удаётся перестать тратить время на какое-то бессмысленное занятие, потому что кажется, что вот-вот всё получится.
Откуда у нас взялось намерение добавлять и складывать любой ценой, можно только предполагать. С одной стороны, кажется, что «плюс» лучше «минуса» естественным образом: большие запасы лучше маленьких, много еды лучше, чем мало, плодовитость лучше бесплодия, много друзей лучше, чем мало, и пр. С другой стороны, почему-то с этой естественностью мы упускаем из виду, что прибавление чего-нибудь может быть невыгодно — не сейчас, так в дальнейшем.
Есть ещё и социально-культурный контекст, в котором мы постоянно слышим о том что «нужно привнести что-то новое», и что «критиковать все умеют, а ты что-нибудь конструктивное предложи». Тем не менее, в истории много примеров того, как ликвидация, устранение, в общем вычитание в широком смысле, шли очень даже на пользу и социуму, и культуре. Да и в личной жизни у каждого наверняка тоже есть такие примеры позитивных «минусов» — главное, стараться о них не забывать.
Осознанность усиливает эгоизм
Под осознанностью понимают умение внимательно переживать всё, что с тобой происходит, умение концентрироваться на текущем моменте, не отвлекаясь на мысли о прошлом или будущем. Ещё говорят, что осознанность помогает воспринимать свои переживания как таковые, без попытки объяснить, что это значит с той или иной точки зрения, без попытки объяснить, как на это следует смотреть.
Считается, что осознанностью можно победить стресс и тревогу, и вообще начать радоваться жизни. Психологические ухищрения и техники медитации, которые помогают достичь осознанности, в последнее время стали чрезвычайно популярны. Множество психологов стараются повысить осознанность своим клиентам, а те, кому не досталось психолога, скачивают приложения и постигают осознанность с помощью собственного смартфона — всё лучше, чем ничего.
Но можно посмотреть на осознанность и под другим углом. В одной из прошлогодних статьей в Psychological Science описан следующий эксперимент: у нескольких сотен человек оценивали, насколько они склонны к социальным взаимодействиям, насколько они чувствуют себя независимыми или же, наоборот, связанными с другими людьми, после чего одни из них занималась упражнениями, усиливающими осознанность, а другие просто витали мыслями в облаках. После упражнения на осознанность участникам эксперимента рассказывали о волонтёрах, которые делают какую-то простую работу для благотворительных организаций. По реакции тех, кто про это слушал, можно было понять, готовы ли они также поволонтёрствовать или нет. Те, у кого изначально было сильное чувство независимости, становились ещё независимее после упражнений на осознанность — они в меньшей степени отзывались на возможность волонтёрства, чем «независимые» из контрольной группы. Наоборот, те, кто полагал, что все мы весьма зависим друг от друга, после упражнений на осознанность с большей симпатией реагировали на рассказы о волонтёрах.
В другом эксперименте людей изначально с помощью психологических заданий склоняли к независимому или взаимозависимому настрою. Исследователи не проверяли, какими они были сами по себе, но предлагали такие упражнения, которые заставляли думать о себе как о независимом человеке или же, наоборот, как о человеке, который сильно зависит от других. Затем следовало другое упражнение, усиливающее осознанность. В конце участникам эксперимента предлагали поучаствовать в переговорах с людьми, которые могли пожертвовать деньги на благотворительность. У тех, кого изначально склоняли к ощущению независимости, готовность волонтёрствовать в переговорах снижалась на 33%, у тех, у кого стимулировали чувство взаимосвязанности с другими людьми, готовность помочь в добывании денег на благотворительность повышалась на 44%.
Стоит подчеркнуть, что осознанность не создаёт эгоизм с нуля, но работает с тем, что есть. То есть она не меняет нашу собственную убеждённость в зависимости/независимости, но усиливает то или другое в зависимости от контекста. Так что, встретив человека, радостного от полной осознанности, не стоит прямо сразу рассчитывать, что он поможет вам во всём и всегда — лучше сначала присмотреться, что лежит за его осознанностью.
Жизненный успех не зависит от тестостерона
Мало кто помнит, что тестостерон делает для половой системы, зато все знают, что он влияет на поведение: повышает агрессивность, уверенность в себе, готовность идти на риск, заставляет стремиться к победе любой ценой и прочее в том же духе. Его порой и называют «гормоном победы». У спортсмена с высоким уровнем тестостерона должно быть больше шансов на золотую медаль; очевидно, то же самое касается жизненных достижений вообще — женщины и мужчины с повышенным тестостероном должны обладать более высоким социоэкономическим статусом.
Проблема в том, что агрессивность и готовность идти на риск не всегда обеспечивают победу. В прошлом году сотрудники Бристольского университета опубликовали в Science Advances статью о том, что влияние тестостерона на жизненный успех тоже изрядно преувеличено. Исследователи использовали генетические данные более 300 тысяч человек: уровень тестостерона зависит от определённых генов, и вот разные варианты этих генов надо было сравнить с уровнем образования, уровнем дохода, занятостью на той или иной работе, а также с особенностями поведения (вроде пресловутой готовности к риску) и состоянием здоровья. Для сопоставления использовали особые статистические методы, которые позволяют установить, действительно ли в группе людей различия по каким-то внешним признакам (поведение, здоровье, жизненный успех) соответствует распределению генетических вариантов — или, иными словами, действительно ли генетические отличия служат причиной отличий в этих выбранных признаках. И в результате авторы работы пришли к выводу, что и у мужчин, и у женщин уровень тестостерона лишь в очень малой степени влияет и на готовность рисковать, и на состояние здоровья, и на общий жизненный успех.
Но ведь у нас есть и другие исследования, когда инъекция тестостерона делает подопытных более агрессивными и рисковыми; и с исследованиями, в которых финансовые трейдеры с повышенным уровнем тестостерона получали от своих операций больше денег; и с исследованиями, в которых у руководителей с повышенным тестостероном в подчинении оказывается больше людей и т. д. Что делать со всеми этими тестостероновыми данными?
Дело в том, что подобные выводы могут быть просто неверной интерпретацией результатов, даже если результаты получены на очень больших данных. Агрессивность и готовность к риску могут привести к выигрышу в конкретной ситуации, но отсюда не следует, что они всегда будут приносить выигрыш — особенно, если рассматривать всю жизнь целиком. Высокий тестостерон и жизненный успех могут быть следствием хорошего здоровья, то есть не тестостерон улучшает здоровье и ведёт к успеху, а изначально здоровый человек может многого добиться безотносительно уровня тестостерона. Наконец, это не статус может зависеть от тестостерона, а наоборот, тестостерон от статуса, а заодно и от того, как человек воспринимает сам себя, как успешного или неуспешного. Как известно, гены определяют рамку, в которых в ответ на изменчивый окружающий мир у одного и того же индивидуума может меняться тот или иной признак — например, уровень гормона. Пусть в силу каких-то жизненных обстоятельств уровень тестостерона повысился — причинно-следственная связь между обстоятельствами и тестостероном здесь может быть совсем не та, нежели о которой обычно говорят.
Время гаджетов
Ещё один неожиданный результат в области психологии касается исследований, связанных с гаджетами — смартфонами, планшетами, ноутбуками и пр. Считается, что чем больше мы сидим в гаджетах, тем хуже для мозга. Экранное время (то есть время, которое человек провёл перед экраном) обсуждают в связи с депрессиями, суицидами, асоциальным поведением, в связи с дефицитом внимания у детей и подростков и т. д. Про экранное время говорят не только политики, журналисты и «неравнодушная общественность», но и психологи. Есть исследования, по которым всё так и выходит: чем больше ты провёл перед экраном гаджета, тем больше шансов получить психологические проблемы.
Но как мы оцениваем это самое экранное время? Можно отследить его по самому устройству, по времени активности смартфона, планшета и т. д. Или можно спросить человека, сколько времени, по его мнению, он проводит со своим гаджетом. Вторым способом собрать данные проще, но насколько субъективная оценка экранного времени соответствует реальности? Сотрудники Стелленбосского университета, Университета Осло и других научных центров проанализировали свыше 12 тыс. статей на тему экранного времени. Среди них удалось найти 47, с помощью которых можно было сравнить субъективное время и реальное. (Из чего можно сделать вывод, что в остальных статьях опирались только на какое-то одно время.)
Данные этих сорока семи работ охватывали 50 тыс. человек. То есть на материале 50 тыс. добровольцев можно было проверить, насколько субъективное экранное время соответствует реальному. Оказалось, что соответствует очень слабо: обычно мы неправильно оцениваем то время, которое провели перед экраном, завышая его или занижая. Если вернуться к самим исследованиям, то лишь около 5% опираются на истинное экранное время. Эти результаты были опубликованы в Nature Human Behaviour в мае прошлого года.
Тут возникает вопрос, насколько вообще достоверны многочисленные выводы относительно подростков с гаджетами, соцсетевых депрессий и тому подобного. Если у нас нет достоверных данных об экранном времени, то вряд ли мы можем судить о том, как длительное сидение в социальных сетях связано с депрессией и чувством одиночества, или о том, как компьютерные игры связаны с асоциальным поведением. Здесь нужны новые исследования с переоценкой экранного времени, и таких исследований нужно побольше. Потому что, к сожалению, минусы экранного времени слишком часто обсуждаются на наших экранах самыми разными людьми, и сам вопрос приобрёл ощутимую общественно-политическую окраску — и чтобы что-то изменить в этих бессмысленных дискуссиях, потребуется немало усилий.
С людей снимают «розовые очки»
Считается, что люди по природе оптимистичны, по крайней мере, в том, что касается их самих. Вероятность того, что конфликт разрешится в нашу пользу, что мы не заболеем, что с нами случится что-то хорошее — эта вероятность кажется нам выше, чем вероятность чего-то плохого. Конечно, есть люди, которые переоценивают плохие шансы, но в среднем люди выглядят оптимистами.
Наш природный оптимизм как будто подтверждается психологическими исследованиями, но к ним, как и в предыдущем случае, есть вопросы. Сотрудники Университета Бата поставили эксперимент, в котором нужно было оценить вероятность того, что с тобой случится то или иное происшествие. Сначала человек сам по себе оценивал вероятность, а потом его знакомили со статистикой по этому происшествию. Так выглядит обычная схема в исследованиях оптимизма, и в качестве событий-происшествий берут что-то неприятное, то есть человеку предлагают оценить вероятность того, что он заболеет чем-нибудь серьёзным, или что ему или ей придётся разводиться с женой или мужем. И обычно люди оценивают шансы плохих событий в своей жизни не очень высоко: после знакомства с реальной статистикой им приходится подтянуть свою оценку повыше.
На сей раз исследователи к неприятным событиям добавили нейтральные. То есть, к примеру, участникам эксперимента предлагали прикинуть вероятность того, что следующая машина на улице будет чёрной. По поводу цвета автомобиля трудно испытывать оптимизм или пессимизм, да и назвать проезжающую машину большим событием в личной жизни тоже нельзя. Тем не менее, оценивая нейтральные события, люди опять демонстрировали некий перекос в расчёте вероятностей. Очевидно, что перекос возникал как результат самого эксперимента — ещё раз повторим, что вряд ли его участники принимали близко к сердцу проезжающие машины.
Та же самая экспериментальная схема используется и в исследованиях про оптимизм. И поэтому возникает вопрос, действительно ли люди склонны недооценивать «плохие» вероятности и переоценивать «хорошие». На самом деле, пока что мы не можем сказать, что у нас нет на носу «розовых очков» — мы просто не можем достоверно понять, есть они у нас или нет. Может быть, люди и впрямь склонны к иррациональному оптимизму, но чтобы выяснить это, эксперименты следует планировать иначе.
Умелые руки помогают в языке
Казалось бы, языковые способности и умение что-то мастерить — это очень разные вещи. Но в последнее время появляются данные, что языковые зоны мозга занимаются и другими делами — например, они помогают управлять мелкими сложными движениями. Более того, сложная ручная работа помогает заниматься языком, и наоборот — занимаясь языком, мозг начинает лучше управляться с руками.
Сотрудники французского Национального института здоровья и медицинских исследований (Inserm) описали в статье в Science эксперименты с добровольцами, которые проходили тесты на французскую грамматику и тесты на умение обращаться с плоскогубцами. Пока они проходили эти тесты, за активностью их мозга следили с помощью магнитно-резонансной томографии. Так можно было понять, какие области мозга отвечают за синтаксис, какие — за плоскогубцы, а какие — за то и за другое.
Действительно, оказалось, что есть участок мозга, который активен и во время языковых упражнений, и во время работы руками, и находится он в базальных ганглиях. Можно ли, стимулируя этот участок руками, продвинуть языковые умения? Во второй части участники эксперимента проходили грамматические тесты до и после получасовых упражнений с теми же плоскогубцами. И плоскогубцы действительно улучшили результаты языковых тестов. А можно ли с помощью языка сделать руки более умелыми? Можно — после занятий языковыми упражнениями участники эксперимента лучше управлялись с инструментом.
Насколько таким образом можно простимулировать успехи в изучении иностранного языка, пока неясно. Сами авторы работы полагают, что работа руками в первую очередь может помочь тем, у кого есть неврологические проблемы, врождённые или приобретённые, в овладении собственным, родным языком.
Люди ведут себя, как животные
Последняя психологическая неожиданность в нашем списке — это работа, опубликованная почти год назад в Science. Речь в ней идёт не столько о психологии отдельных людей, сколько о поведении человеческих популяций — о том, насколько люди порой бывают похожи на животных.
Вообще говоря, с биологической точки зрения люди — те же животные, а все животные должны приспосабливаться к той среде, в которой они живут. Это касается не только физиологии, но и поведения. Сотрудники Бристольского университета, Боннского университета и Института эволюционной антропологии Общества Макса Планка сравнивали поведение людей более чем из трёхсот разных мест на земле — речь о сообществах охотников и собирателей, которых в современном мире осталось достаточно много. Оказалось, что если среди животных вокруг много хищников, то и люди будут добывать себе еду охотой; если среди животных много таких, которые делают запасы, то и люди будут делать запасы; если животные совершают сезонные миграции, то и люди здесь будут мигрировать в течение года.
Сходство с животными проявляется даже в репродуктивном поведении. Например, в одной человеческой популяции мужчины впервые становятся отцами не раньше, чем им исполнится 30 лет — а в другой популяции распространено раннее отцовство, когда молодым отцам ещё не исполнилось и двадцати. То же самое будет у местных млекопитающих и птиц: в одном случае родители-животные будут в среднем постарше, в другом — помладше.
Если среди животных принято иметь несколько брачных партнёров, то и люди там будут тяготеть к полигамии; если животные проделывают долгий путь, прежде чем находят брачного партнёра, то и люди здесь будут искать себе новую семью далеко от родного дома; и если среди животных пары быстро распадаются, то и среди людей развод будет обычным делом. То же самое касается жизни с родителями, размера социальных групп и иерархии внутри групп: если у животных в группах есть ярко выраженные «альфы», то и у людей будут ярко выраженные вожаки.
Повторим ещё раз, что люди в той же мере подчиняются факторам среды, что и животные — среда накладывает печать даже на сложное социальное поведение. Конечно, по мере того, как человек выучивался разным новым штукам и переселялся в города, влияние прежних факторов среды слабело. Но среда как таковая никуда не делась, она по-прежнему во многом определяет то, как мы себя ведём — пусть мы и живём больше не в лесу, а в центре современного мегаполиса.
Автор: Кирилл Стасевич