Всё сочувствие, на которое мы решились
 

Черная трансплантология по полочкам

Рассказывает сотрудник центра пересадки органов, иммунолог Елена Павлова. Нас постоянно пугают мифами о трансплантологии, как «черной», так и настоящей…

Черная трансплантология по полочкам

С одной стороны, в блогах можно прочитать очевидные «страшилки» про детей, очнувшихся в ванне со льдом и без одной почки. С другой — можно столкнуться с утверждениями, что органы подбирают по сотням параметров, и так как совместимость тканей очень низкая, не существует как таковой очереди на органы.

Вот как обстоят дела на самом деле.

1. Совместимость определяется не по сотням, а всего по нескольким ключевым параметрам — группа крови, шесть антигенов тканевой совместимости (по два HLA-A, B, DR донора к парам одноименных антигенов реципиента). К тому же почка должна быть функциональной, а у донора не должно быть онкологии ни в текущий момент, ни в истории, и не должно быть некоторых инфекций (например, ВИЧ). Этого достаточно.

2. Даже с этими параметрами можно играть. Например, при всем желании очень трудно подобрать орган, подходящий по всем шести антигенам тканевой совместимости. Тогда предпочтение отдается сходству только в одной паре — DR, при условии, что у донора нет HLA-антигенов, к которым у реципиента есть антитела.

3. Листы ожидания есть во всех странах мира, где работают трансплантационные программы. Кроме одной страны — Ирана, где здоровым людям официально разрешено продавать одну из своих почек. Вся сделка отслеживается государством, которое не только контролирует размер вознаграждения и честную его передачу в руки продавца, но и добавляет от себя определенную денежную компенсацию на реабилитацию и восстановление.

4. В остальных странах с трансплантационными программами очередь существует, и она большая. На каждую кадаверозную (трупную) почку приходится список из примерно двадцати реципиентов, выстроенных в порядке «подходящести». Для составления списка используется специальная формула, в которой учитывается тканевая совместимость, время ожидания, степень иммунизации реципиента (бывает так, что у человека огромное количество антител, и опасность немедленного отторжения органа в случае неполной совместимости приближается к 100%; такие пациенты получают абсолютный приоритет, вне зависимости от времени ожидания), возраст (у детей — преимущество) и несколько специфических состояний (в основном после операций на мочеполовой системе, когда принципиально, чтобы человек как можно быстрее «размочился», а не оставался на диализе).

5. Как правило, список совместимых доноров формирует специальная компьютерная программа, врачи только вводят параметры потенциального донора: возраст, пол, антигены гистосовместимости и группу крови. Ни врачи, ни другой персонал не имеют влияния на то, какое место в этом списке получит тот или иной пациент. В странах, где трансплантология развита слабо, выбор реципиента может осуществляться врачом «вручную», но с учетом тех же параметров. Весь алгоритм может быть перепройден и перепроверен, поскольку критерии очень четкие, то есть замести следы в случае нечистоплотных действий было бы очень сложно.

6. Доноры делятся на живых, доноров с умершим мозгом, но бьющимся сердцем, и доноров после остановки сердца. Наибольшая доля трансплантаций приходится на долю второго типа доноров. Смерть мозга потенциального донора определяется по четкому алгоритму, и в освидетельствовании задействована группа врачей, не связанная с трансплантационной группой, заботящейся о реципиенте. В разных странах критерии определения смерти мозга немного отличаются, но неизменны несколько требований: во-первых, констатация должна быть проведена двумя независимыми специалистами с определенным временным интервалом. Во-вторых, необходимо подтверждение с помощью объективных инструментальных клинических исследований: ЭЭГ (оценка электрической активности мозга), ангиография и/или перфузная сцинтиграфия (оценка кровотока в разных областях мозга). Показания приборов и документы остаются в истории болезни, подделать их крайне сложно.

7. СМИ создают впечатление, что решение, от кого, кому и когда будет пересажена почка, принимает один человек, но, как видно из предыдущих пунктов, это не так. Подбор донора и реципиента — громоздкая процедура, нарушить правила которой в медицинском учреждении очень непросто. Это не беготня на цыпочках с фонариком от донора к реципиенту, это тонна документации, обязательный разговор с родными, обязательное исследование на совместимость (кросс-метч тест), проводимый непосредственно перед операцией, когда реципиент уже в клинике, и в каждом случае — вовлеченность более десятка профессионалов.

8. Черная трансплантология существует. Более всего — в слаборазвитых странах с большой прослойкой незащищенного и малоимущего населения. Но это вовсе не инициатива больничных врачей-энтузиастов, с их протоколами и гайд-лайнами по каждому пункту «официального» пересадочного процесса, да к тому же находящихся в тесной связке с другими профессионалами, которые обязаны принимать участие в процедуре. На деле, это большой и прибыльный криминализированный бизнес, контролируемый преступными группировками и находящийся вне пределов государственных больниц. Под него создаются небольшие частные клиники, подпольные кабинеты, доноры обычно не проходят ни по каким официальным документам, процедура подбора и определения совместимости либо сведена к минимуму, либо вообще исключена из процесса.

Эта практика наносит колоссальный вред реципиентам — после пересадки без определения совместимости, как правило, почка отторгается очень быстро, при этом «сенсибилизируя» пациента, что усложняет подбор для него следующего органа и ставит его жизнь под угрозу. У сенсибилизированного, сложного пациента (а такие, устав ждать «официальной» трансплантации, чаще других обращаются к нелегальным способам пересадки) пересадка вслепую обычно приводит к немедленному отказу трансплантата и часто — к смерти.

9. Учитывая высокий спрос на органы, прибыльность нелегального пересадочного бизнеса и громоздкость официальной процедуры подбора пары «донор — реципиент», искать «черных» трансплантологов в клиниках, в пределах трансплантационной программы, и вешать ложную вину на докторов-одиночек — все равно что искать потерянную в темном подъезде монету, переместившись под уличный фонарь, потому что там светлее.

10. Нередко инициаторами охоты на ведьм становятся родственники донора, которые, потеряв близкого человека, направляют злость и раздражение на врачей за то, что те, как им кажется, сделали не все возможное. Не имея медицинского образования, не понимая процедур, они поддаются эмоциям, а СМИ с радостью раздувают необоснованные обвинения. Порой в этом есть доля вины и самих врачей, которые, торопясь (при трансплантации от умершего донора, действительно, каждая минута на счету — от этого зависит, как хорошо и как долго будет функционировать пересаженный орган), не уделяют родственникам должного внимания, создавая у тех впечатление, что больным никто не интересовался как пациентом, а только как донором. Но это не так. За каждого пациента врачи борются изо всех сил. Однако в момент смерти приоритет смещается в пользу живых, и это шокирует родных усопшего. Поэтому у больницы должна быть отработана четкая процедура общения с родственниками потенциального донора, включающая разговор со штатным психологом. Не уверена, что такое практикуется в России, и возможно, в этом заключается причина столь частых скандалов, инициированных родными донора.

11. Каждый приступ истерии вокруг якобы нелегального отбора органов в государственных больницах, «прямо у родственников под носом», наносит колоссальный вред развитию официальной трансплантологии в стране, тормозит развитие и совершенствование соответствующих программ, лишает многих людей надежды получить новый орган и в итоге только поддерживает черную трансплантологию. Пожалуйста, помните об этом.

Елена Павлова
PhD, сотрудник лаборатории иммуногенетики и совместимости тканей Института клинической и экспериментальной медицины в Праге

Ссылка на источник