Привет! Мои полгода в Амазонии подошли к концу, и вовремя: здесь наступает сезон дождей. Почти каждый день происходит всемирный потоп.
С неба со страшной силой извергаются потоки воды, превращая лес в сплошное болото. За полминуты такого дождя промокаешь насквозь, как будто постоял под душем. Реки вздулись и залили берега, и этому, кажется, очень рады наши обезьяны. Теперь, чтобы скрыться от нашего назойливого присутствия, им достаточно ускакать по кустам в затопленную часть леса — и нам остается только ждать их на суше, изнывая от скуки и проклиная комаров (и обезьян).
Комары, обрадовавшись обилию луж, вконец распоясались, и теперь в ожидании обезьян нам приходится жечь в лесу антикомариные спирали. Спирали эти производятся в Перу и наверняка запрещены в приличных странах — в них такая мощная концентрация действующего вещества, что у нас от них болит голова, но зато комары замертво падают наземь.
Впрочем, комары — это еще ничего: даже сейчас их довольно мало по сравнению с каким-нибудь нашим ольшаником, а аллергическая реакция у человека, которого ежедневно кусают в течение нескольких месяцев подряд, и правда становится все слабее. Настоящее проклятие перуанских джунглей — это тромбикулиновые клещи (клещи-краснотелки), или по-местному исанги (izangos). Это клещи вида Trombicula autumnalis, которые вообще-то распространены по всему миру в регионах с умеренным или жарким климатом. Но в умеренном климате они активны только поздним летом (отсюда их английское название — harvest mites), а в тропиках — круглый год. Они живут там, где есть трава или кусты, так что в первичном лесу (то есть старом лесу, который никогда не вырубали) их нет, во вторичном их немного, а вот в деревнях они просто кишат. Стоит только пойти поглазеть на деревенских, играющих в футбол на поле, или прогуляться по высокой траве — и пара недель страданий обеспечены. От укусов тромбикулиновых клещей образуются волдыри, которые чешутся так, что можно сойти с ума. От них не помогает примерно ничего, разве что немного мазь с гидрокортизоном и прием еды наружно, на укусы: овсянка, оливковое масло и ромашковый чай.
Тромбикулиновые клещи паразитируют не только на человеке, но и на многих других животных, поэтому их так много в деревнях и на пастбищах. Животных кусает только стадия личинки, а следующие за ней стадии нимфы и взрослой особи мирно живут в почве. Строго говоря, личинки не кусают, а прокалывают кожу своими хелицерами, а потом впрыскивают в нее слюну с ферментами, которые растворяют клетки. В результате в коже образуется канал, который называют стилостомом, а уже через него личинка высасывает «раствор» из клеток кожи. Поев несколько дней, личинки отваливаются и занимаются своими делами (то есть превращаются в нимфу, а потом во взрослого клеща). А укушенный тем временем начинает страдать — причем самое обидное в том, что мучения начинаются тогда, когда паразитов уже и след простыл. Из-за сочетания механического повреждения кожи с аллергией и почти неизбежным попаданием бактерий в стилостом (потому что не чесаться невозможно) реакция на тромбикулиновых клещей очень сильная, особенно у неприученных к ним гринго. Впрочем, утешает то, что в первичном лесу, где мы в компании обезьян проводим бóльшую часть времени, этих клещей нет совсем. Так что если не ходить в деревню на танцы и футбол, то нежной коже гринго ничего не грозит. Почти.
Почти — потому что в нежной коже гринго может поселиться личинка Чужого, которую тут называют гусано (gusano). Это личинка овода Dermatobia hominis, жизненный цикл которого отличается особым коварством. Личинки этой самой обычной на вид мухи развиваются под кожей человека и других млекопитающих. Но сама муха слишком большая, чтобы незаметно укусить животное и поместить ему под кожу свои яйца, поэтому она поручает это важное задание комарам. Самка овода ловит самку комара и приклеивает к ней яйца, после чего самка комара улетает делать свое любимое дело — кусать. От тепла кожи млекопитающего яйца отваливаются, и из них вылупляются личинки. Они проникают под кожу — либо через дырочку, сделанную комаром, либо просто через любую подвернувшуюся царапинку. Под кожей, в тепле и довольствии, личинка живет следующие 6–8 недель, питается чем бог послал и потихоньку растет. Напитавшись и достигнув в длину примерно трех сантиметров, она выпадает на землю, где превращается в куколку, из которой потом получается коварная взрослая муха.
Личинка живет в коже ртом вниз, удерживаясь внутри крючьями. Дышит она попой, вытягивая ее в дыхательную трубочку поближе к отверстию в коже своей жертвы. Личинка не желает конкуренции с бактериями, которые с радостью тоже проникли бы в отверстие, и выделяет антибиотик. Поэтому место проживания Чужого остается чистым и неинфицированным. В целом личинка не причиняет особых неудобств — разве что иногда пошевеливается внутри, и тогда кожу покалывает, как от укуса комара, да еще не любит купаться, потому что вода мешает ей дышать.
Собственно, эта ее слабость — желание постоянно дышать — и позволяет от нее избавиться. Пытаться просто так выдавить или вытащить пинцетом живую личинку очень опасно: она может взорваться под кожей, и тогда разовьется сильнейшая инфекция и воспаление, а если не повезет — то и аллергическая реакция, вплоть до анафилактического шока. Поэтому личинку нужно сначала убить, лишив воздуха. Способов сделать это великое множество: от замазывания дырочки в коже лаком для ногтей или суперклеем до поливания себя бензином и привязывания к себе куска сырого мяса (в него личинка должна переползти в поисках воздуха). Но самый простой способ, которым пользуются все местные — это дать личинке покурить. Для этого они берут сигарету без фильтра из крепчайшего табака-самосада, закуривают ее и выдыхают дым на руку. На руке остается смесь смол и никотина, которую спичкой переносят на место обитания личинки. Несколько минут пациент пахнет пепельницей, личинка в предсмертных судорогах мечется внутри, и скоро ее, уже мертвую, можно легко выдавить пальцами. В некоторых местах, например, в Суринаме, личинке перед смертью дают не только покурить, но и выпить: там ее обрабатывают табаком, размоченным в крепком алкоголе.
Еще один способ избавиться от личинки (подходящий только для самых отважных и небрезгливых) — это подождать, пока она вырастет и сама уйдет на свободу. Но способ этот не самый приятный: через несколько недель на коже образуется вздутие размером с шарик для пинг-понга, поднимается температура, а личинка причиняет уже значительную боль, когда пошевеливается внутри. В утешение читателей добавлю, что больше чем за полгода жизни в лесу во мне поселился всего один Чужой, и его удалось легко и безболезненно выкурить из меня всего за несколько минут.
Тем временем жизнь в Амазонии идет своим чередом, и после месяца всемирных потопов тут внезапно наступило «рождественское лето» — verano de Navidad. Это короткий период засухи посреди сезона дождей, то есть зимы (которая вообще-то тоже лето). Местные жители заняты в основном восторженным обсуждением того, что перуанская сборная впервые за последние 35 лет прошла на Чемпионат мира по футболу (который по иронии судьбы состоится в России). В кратких промежутках все готовятся к Рождеству: запасаются петухами и свиньями, а у кого хватает денег — даже индейками. Поэтому на пути из леса в город с нами в лодке-маршрутке ехало целое стадо свиней и толпа петухов. Не имеющие своих петухов пассажиры вступали в схватки со счастливыми их обладателями, пытаясь насильно совать им деньги и вырывая у них из рук орущих петухов.
Помимо петухов, к Рождеству и Новому году перуанцы запасаются панетоном и желтыми трусами. Панетон (panetón) — это рождественский кекс с цукатами, который едят, запивая горячим шоколадом. Родом панетон из Италии (там он называется panettone), а в Перу попал с итальянскими иммигрантами. Что касается желтых трусов, то их полагается надевать на Новый год: они приносят удачу. Если же вместо удачи хочется любви, то трусы надо надевать красные. Однако полезнее всего считается встречать Новый год вовсе без трусов.
Что касается наших медных прыгунов, то они за последние несколько месяцев нарожали себе детей. Для пап наступило трудное время: они непрерывно таскают детей у себя на спине, как меховые горжетки, которые с каждым днем становятся все упитаннее. Вид у пап при этом совершенно измученный, и чаще всего они целый день бессильно сидят на одном дереве, только иногда выбираясь перехватить каких-нибудь плодов. Располневшая детка при этом весело скачет по папиной голове и, вырывая у него их рук еду, с удовольствием ее пожирает. Мамы же беззаботно гуляют по лесу вместе с другими членами семьи, вспоминая про своих детей только во время лактации. Впрочем, с папами они нежны и обязательно проводят пару часов в день за взаимным грумингом.
Бедные папы, возможно, достойны жалости вдвойне, ведь мы до сих пор так и не знаем, таскают они своих детей или совершенно чужих. Папам-то, возможно, все известно и без нашего участия, но нам, чтобы узнать это, нужно собрать образцы от большего количества семей — чтобы вероятность обнаружения внебрачных связей была статистически достоверной. Этим я и займусь в следующем году, вернувшись в Амазонию еще на полгода.
Автор: Соня Долотовская