В большинстве своем когнитивные искажения влияют на то, как человек интерпретирует события и принимает решения. Есть и еще одна, более узкая сфера воздействия искажений: они могут повлиять на участника эксперимента в ходе самого эксперимента.
В новом выпуске блога о когнитивных искажениях мы рассмотрим «хоторнский эффект», наблюдаемый в психологических и социологических исследованиях, и поговорим о том, как он может исказить результаты научной работы.
Читателям нашего блога о когнитивных искажениях хорошо известно, насколько на самом деле нерационально человеческое мышление. Мы показывали, как эти искажения (от которых, кстати, очень сложно отделаться) способны повлиять на нашу повседневную жизнь. Это касается не только личных отношений, но и ситуаций, в которых нам приходится воспринимать новую информацию или принимать финансовые и другие важные решения.
Еще одна сторона жизни, страдающая от когнитивных искажений, связана с наукой, а именно — науками социальными, подразумевающими изучение того, как именно мыслят и ведут себя другие люди. Когнитивные искажения могут влиять как на самого экспериментатора, так и на участников исследования, но неизменно сказываются на результате. Так, «хоторнский эффект» описывает ситуацию, в которой участник исследования — зная, что за ним наблюдают, — по разным причинам отклоняется от привычных для себя моделей поведения.
«Хоторнский эффект» (иногда его также называют «эффектом наблюдателя», но мы не станем этого делать, чтобы не допустить путаницы с «эффектом свидетеля») получил свое название в честь учреждения, в котором его впервые обнаружили, — Хоторнской фабрики, принадлежавшей американской компании Western Electrics.
История началась очень давно — в 1920-х годах. Руководство компании столкнулось со снижением производительности на фабрике и пригласило психолога Элтона Мэйо (Elton Mayo), работавшего тогда в Гарвардском университете, разобраться в ситуации. Мэйо с согласия дирекции решил поставить эксперимент: посмотреть, как на работниц фабрики, занимавшихся сборкой электрических реле, повлияет изменение уровня освещенности рабочих мест.
Ученый заметил, что при повышении освещенности производительность труда работниц росла, но при снижении до прежних значений обратного падения не наблюдалось: производительность труда работниц понижалась, но не намного.
В течение пяти лет после первого эксперимента Мэйо поставил еще несколько: рассаживал работниц небольшими группами в отдельных помещениях или менял продолжительность и периодичность их перерывов. Результаты были теми же: манипуляции, направленные на увеличение производительности труда, приносили некоторый эффект, а их отмена не сводила этот эффект до нуля.
В результате Мэйо пришел к выводу, что на зависимую переменную (продуктивность сотрудниц) влияют не независимые переменные, устанавливаемые экспериментатором, а побочная переменная, а именно — понимание того, что они участвуют в эксперименте.
Следует уточнить, что полученные Мэйо данные могли быть интерпретированы некорректно: это показали ученые, изучившие их еще раз в 1992 году. Они пришли к выводу, что в оригинальном исследовании «хоторнского эффекта» самого этого эффекта не наблюдалось вовсе (по крайней мере, численно его доказать не удалось), а если он и был (Мэйо мог опираться не на количественную, а на качественную интерпретацию), то его влияние было очень мало.
Впрочем, те же критики в существовании «хоторнского эффекта» как такового не сомневаются. Наличие эффекта подтверждают и другие исследования, проведенные через несколько лет после оригинального эксперимента, причем не только в сфере производительности труда.
Интересно, что когнитивное искажение, связанное с «хоторнским эффектом», возникает не из-за исходных предубеждений и нарушений мышления человека, а как бы извне: его вызывает наличие экспериментатора и сам факт проведения эксперимента. Ученые, изучавшие вопрос после Мэйо, предположили, что эффект может быть обусловлен не просто фактом наблюдения, а тем, чтó это наблюдение означает.
Например, рост продуктивности в условиях эксперимента на Хоторнской фабрике мог объясняться тем, что работницы считали его элементом политики дирекции, направленной на оценку их труда и последующего увольнения нерадивых. В любом случае на человека всегда влияет (пусть иногда и незначительно) сам факт того, что он принимает участие в эксперименте.
В отличие от других побочных переменных, нарушающих результаты поведенческих экспериментов, которые можно устранить, выбрав наиболее оптимальную методологию (скажем, с помощью двойного слепого исследования, в котором ни экспериментатор, ни участники не знают точно, что именно изучается), с «хоторнским эффектом» все не так просто.
Можно (и даже нужно) не говорить участнику эксперимента об истинных целях исследования вплоть до его завершения, можно максимально затруднить ему понимание происходящего (скажем, не привлекать к психологическому эксперименту людей с психологическим образованием), но как убедить человека в том, что он на самом деле ни в каком эксперименте не участвует?
Во-первых, существует этическая сторона вопроса. Большинство исследований подразумевают сбор личной информации и ее дальнейшее использование, чего нельзя делать без личного согласия того, кто ее предоставляет. Именно поэтому психологические и социологические исследования — это всегда бюрократия (некоторая — для участников; для самих исследователей бюрократия может быть нескончаемой).
Во-вторых, зачастую ввести участника эксперимента в заблуждение попросту невозможно: его просят выполнить определенные действия в присутствии наблюдателя и пройти ряд опросов.
Впрочем, психологи настаивают, что при использовании контрольной группы влияние «хоторнского эффекта» можно снизить. Разумеется, его воздействия не избежит и контрольная группа, но сравнение результатов контрольной и активной группы позволит установить величину общего для них отклонения и исключить его из анализа результатов.
Автор: Елизавета Ивтушок