Маститые физиологи опубликовали в престижном научном журнале статью о том, что у растений не бывает сознания. Что побудило их сделать этот отчаянный шаг?
С научными идеями иногда происходит неприятная штука: они становятся слишком очевидными. В конце концов о них просто перестают говорить. Это бы еще не беда, но всегда ведь где-то существует альтернативное мнение (как назвать мнение, альтернативное очевидному? Околесицей? Да, например, назовем это околесицей), которое кто-нибудь да выскажет.
Зачем? Например, чтобы расширить горизонты науки, освободиться от стереотипов, открыть людям глаза на сложность мира, его красоту и совершенство — да мало ли на свете добрых и благородных мотивов, чтобы нести околесицу. И вот на выходе есть очевидная истина, о которой никто больше не говорит, и какая-то чепуха, о которой вдруг начинают говорить все чаще и чаще. И вот тут кому-то надо броситься на амбразуру и еще раз громко и самоотверженно произнести банальность. Потому что банальность — правда, а ее оригинальная альтернатива — полная чушь.
Именно в таком положении и оказался Линкольн Таис, известный физиолог растений и автор всемирно популярного учебника по этой дисциплине. Свой порыв он объясняет следующим образом: его, как автора, спрашивают, а почему в его учебнике нет ничего про «нейробиологию растений»? И вот сейчас ситуация зашла так далеко, что он уже не может просто сказать: «Потому что у растений не бывает никакой нейробиологии». Ему приходится писать про это пространную статью. Она, кстати, интереснейшая, советуем прочесть. Но если лень, прочтите хотя бы эту маленькую заметку.
Происхождение околесицы
«Нейробиология растений» ведет свое начало с научного обзора Эрика Бреннера, вышедшего в 2006 году, и испытала триумф в декабре 2013-го в виде статьи Майкла Поллана в «Нью-Йоркере» под названием «Умное растение» (Intelligent Plant). Слово «интеллект» тут, конечно, означает не высокие взлеты духа, а просто способность воспринимать и анализировать информацию, примерно как в словосочетании «искусственный интеллект» или «машинный интеллект». Разумеется, любая живая клетка воспринимает информацию из внешнего мира и как-то меняет в ответ свою жизнедеятельность, но адепты нейробиологии растений явно намекают на что-то большее.
На что, например? Вот пара поучительных случаев.
1. Мимоза привыкает к плохому
Мимоза стыдливая, что из семейства бобовых, умеет складывать листья в ответ на механическое воздействие. Это еще не повод наделять ее «памятью и интеллектом», как это сделал журнал National Geographic. А повод вот: если встряхнуть лист мимозы, он закроется. Если встряхнуть еще раз, он закроется опять, но уже не так охотно. Если же трясти его регулярно, он закрываться перестанет. Может быть, у мимозы просто истощились силы? Нет: если теперь бросить лист на пол, он опять закроется.
Такие опыты описала в 2014 году Моника Гальяно, ставшая вскоре одной из медиа-звезд по теме «Растения умеют думать, но не объясняют, как». Ее интерпретация очевидная: лист просто запоминает: «Тряска — это не страшно», то есть, по-нашему говоря, привыкает и успокаивается. Но новый тип воздействия снова пугает бедное растение. О том, что повторяющееся воздействие притупляет рефлекс, писал еще физиолог Павлов. Но то были собаки. А значит, мимоза — она почти как собака.
И вот профессор Таис и его соавторы вынуждены напоминать: никакая память и тем более разум для объяснения этих опытов не нужны. Просто бросание на пол — более сильный механический стресс, чем простая тряска. Он может дать сигнал на разбухание ткани с одной стороны листа (которое и обеспечивает скручивание), когда сигнала от тряски уже недостаточно.
2. Условные рефлексы у гороха
Раз уж мы вспомнили академика Павлова, надо упомянуть об условных рефлексах. Вот, например, горох. «Условные рефлексы» у него обнаружила та же Гальяно в 2016-м: растила растение в трубке в виде буквы Y и смотрела, в какое из ответвлений оно потянется. В качестве «безусловного» стимула использовали свет светодиода, а «условным» было веяние ветерка от вентилятора. Когда свет выключали, а оставляли никому не нужный вентилятор, 65% растений росли в его направлении — то есть туда, где, как они помнят, когда-то был свет.
И снова добрые авторы нашей статьи вынуждены приводить кучу свидетельств, почему эти опыты (которые, кстати, не очень хорошо воспроизводились) следует интерпретировать с осторожностью. Очень многое, что со стороны похоже на сознание, на самом деле им не является, и наличие интеллекта у гороха следовало бы доказывать чуть более аккуратно (авторы приводят известную цитату из Карла Сагана: «Экстраординарные заявления требуют экстраординарных доказательств». Напомним, кстати, что и в случае с собакой история с «условными рефлексами» никогда не считалась доказательством разумности — а сам Павлов получил свою нобелевку за «физиологию пищеварения», к каковой области науки и были отнесены его опыты. «Разумными» его собаки стали гораздо позже. Гороху, наверное, тоже пока стоит потерпеть.
Почему у растений нет сознания
Ответ авторов статьи состоит из двух частей: а) потому что им это ни за чем не нужно, и б) потому что у них для этого ничего нет.
Первая часть: растению абсолютно не за чем думать. Мозг — очень затратный орган, он потребляет много энергии и питательных веществ, медленно развивается, требует сна и т.п. Наша стратегия выживания такова, что мы готовы идти на эти потери. Стратегия эта предполагает ежеминутный выбор: стоять или бежать, направо или налево, еда или секс, иногда даже добро или зло. Растению практически не нужно ничего выбирать: оно может только расти или не расти, в лучшем случае чуть-чуть налить соками ткани на теневой стороне стебля, чтобы голова подсолнуха повернулась вслед за солнцем.
Когда вам с осуждением говорят, что от лени и водки вы превращаетесь в растение (в овощ, в фикус и т.п.), — скорее всего, собеседник будет иметь в виду, что вы уклоняетесь от нравственного выбора или не действуете на основе выбора, ранее совершенного и декларированного. Для растения это естественно: какой бы выбор оно ни сделало, он никак не повлияет на его жизнь и рост. Потому овощ — это овощ, и он на это не обижается.
Вторая часть ответа: нервная система и особенно мозг — ужасно сложная загогулина. «Сложная» в математическом смысле: очень много связей между элементами. Видимо, для того, что называется «сознанием», это совершенно необходимо. Теоретическую базу этого утверждения недавно разобрали по косточкам в своей статье Тодд Файнберг и Джон Малатт. Их вывод таков: из всего живого на планете «сознание» (в разумном бытовом смысле этого слова) может в принципе существовать у позвоночных, включая уважаемого читателя, моллюсков и членистоногих. И все. У остальных просто нет достаточно сложного места, где бы оно могло поместиться.
И последняя оговорка: людям нравится гордиться своей «сложностью», но в природе за «сложность» медаль не дают. Ее дают за успешную стратегию выживания. У растений она настолько успешна, что эти твари составляют 4/5 всей живой биомассы планеты. Одних деревьев на земле в 500 раз больше, чем людей. То, что им для этого не надо думать, — а нам надо позарез — еще неизвестно, чья проблема.
Добрые побуждения, породившие чепуху
Линкольн Таис — физиолог растений, и так случилось потому, что он любит растения. Он вообще добрый человек и далек от того, чтобы публично высмеивать Монику Гальяно, открывшую у мимозы память, или Эрика Бреннера, введшего в употребление термин «нейробиология растений». Он пытается понять их мотивы.
А мотивы их благородны. Им просто обидно, когда растения — да, они тоже любят растения — рассматриваются кем-то как бездушные автоматы. Это значит, что их не обязательно беречь и охранять, а можно вырубать леса и уничтожать биоценозы. Такие уж дурные существа эти Homo sapiens, что не могут относиться к чему-то по-человечески, если это что-то не похоже на них. А значит, чтобы спасти биосферу планеты, надо подпустить в научные концепции немного антропоморфизма. Нейробиология растений тут очень кстати.
Между прочим, Карл Линней, который тоже любил растения, следующим образом описывал процесс двойного оплодотворения у цветковых: «Лепестки цветка ничего не делают для размножения, служа лишь брачным ложем, которое великий Творец столь славно устроил, украсив благородными материями и овеяв столькими сладостными ароматами, чтобы Жених мог совершить брачное таинство с Невестою в величайшем торжестве. Когда ложе убрано, время Жениху принять Невесту и принести ей свои дары» (цитата по статье Л. Таиса и др. в переводе автора). Немножко пафоса и преувеличений — это нормально для увлеченных людей, вот что мы тут хотим сказать.
Моника Гальяно выражается тоже возвышенно, хоть и в стилистике своего века:
<Дебаты о наличии сознания у животных> «были недавно распространены и на растения, и по мере того, как накапливаются экспериментальные свидетельства наличия у растений когнитивных способностей, становится невозможно игнорировать спорные и даже табуированные этические вопросы их благополучия и моральной ответственности перед ними».
В общем, Моника Гальяно просто хочет, чтобы мы были добрее к растениям. Все ее опыты — ради этого.
И тут Линкольн Таис оказывается в сложном положении:
«Необходимо ли приписывание растениям сознания — независимо от того, есть оно у них или нет — как психологическая тактика, чтобы убедить широкую публику в срочной необходимости сохранить биосферу? Если это так, мы оказываемся перед неприемлемым выбором: принять ли ложь ради распространения экологической сознательности, или держаться объективной истины, пока человечество устремляется к экологической катастрофе».
Вывод профессора Таиса таков: «Мы возражаем против того, чтобы считать наличие у растений сознания, намерений или разума вопросом нашего морального выбора. Научное познание требует лишь, чтобы мы стремились к истине».
Мы, со своей стороны, рады, что все так хорошо кончилось. Этических вопросов у нас тут и так полным-полно, и хочется иногда просто разрезать помидор, спилить лещину или выкопать хрен без всей этой чепухи. Ну потому что растения ведь ничего не чувствуют, как давно всем известно.
Автор: Алексей Алексенко