…одновременно помогая забыть о нём, когда память о прошлых неприятностях становится не нужна.
Мозг запоминает неприятности при помощи миндалевидного тела, или амигдалы. Её когда-то называли центром страха, потом оказалось, что она обрабатывает не только страх, но и другие эмоции, и что её функции одними эмоциями не ограничиваются – однако, несмотря на расширение функций, страх при амигдале как был, так и остался. Она состоит из нескольких участков-ядер, а эти ядра внутри себя делятся на функциональные отделы. Память о страшном поддерживается благодаря нейронам в переднем отделе базолатеральных ядер миндалевидного тела. Если мышь посадить в клетку определённого вида и дать ей по лапам слабый удар током, она запомнит, что здесь её ждут одни неприятности, и потом, вновь оказавшись в той же клетке, она продемонстрирует обычную реакцию на стресс. Если в этот момент заглянуть ей в мозг, то можно увидеть активность тех самых нейронов передней части базолатеральной амигдалы.
Но если ожидаемые неприятности не случились, память о них нужно стереть. Этим занимаются нейроны из другой части базолатеральной амигдалы, задней. Они также включены в систему нейронных цепочек, обеспечивающую чувство удовольствия от полученной награды. (Это чувство поддерживается группой нервных центров, называемой системой подкрепления – она влияет на мотивацию, обучение и т. д.) Когда оказывается, что мы боялись впустую, мы чувствуем облегчение и радость – очевидно, тут работают те самые нейроны, которые подавляют активность других нейронов, заставлявших нас готовиться к неприятностям.
В новой статье в PNAS сотрудники Массачусетского технологического института пишут, что нейроны, удерживающие память о страхе, и нейроны, её стирающие, принимают сигналы от ещё одного центра системы подкрепления – так называемой вентральной области покрышки, которая входит в состав среднего мозга. Вентральная область покрышки – один из главных поставщиков дофамина, и здесь же начинаются множество нейронных цепочек, которые используют дофамин для передачи сигнала. И те нейроны, которые «за страх», и те, которые «против страха», принимают дофаминовые сигналы из одной и того же мозгового центра. Но те нейроны, которые поддерживают память о страхе, и те, которые её стирают, принимают сигналы из разных мест этой области.
В экспериментах с мышами, которых сажали в клетку с электрическим полом, за нейронами в их амигдале наблюдали вживую. Когда мыши получали электрические разряды, нейроны «за страх» сильнее реагировали на импульсы из вентральной области покрышки, чем нейроны «против страха». Потом, когда мышей снова сажали в ту же клетку, они сначала пугались, а потом расслаблялись, и вот тут реакция на дофаминовые сигналы у нейронов «против страха» начинала перевешивать активность нейронов, которые должны были поддерживать память о страхе. При этом дофамин был нужен и для запоминания страха, и для того, чтобы о нём забыть. Когда у мышей, забывших о страхе, искусственным образом стимулировали дофаминовые сигналы в ту часть амигдалы, которая запоминает неприятности, то мыши снова вспоминали о прошлом страхе, причём без напоминания в виде электрошока. Баланс между памятью и забвением также менялся в зависимости от активности рецепторов к дофамину на разных группах нейронов. Если у нейронов «против страха» эти рецепторы отключали, то память о страхе держалась у мышей заметно дольше; если же число рецепторов к дофамину повышалось, то страх забывался быстрее. С нейронами «за страх» картина была схожая: если дофаминовых рецепторов у них становилось меньше обычного, мыши меньше боялись, оказавшись в неприятной клетке.
Если говорить о каких-то практических выводах, то тут в первую очередь вспоминается посттравматический синдром. Манипулируя дофаминовыми сигналами от вентральной области покрышки в амигдалу, можно помочь избавиться от слишком активной посттравматической памяти. Однако, как предупреждают сами авторы работы, не стоит навязчивую тревогу и страх приписывать лишь одной-двум нейронным цепям, особенно, если речь идёт о человеческом мозге. Может быть, более важно в полученных результатах то, что они наглядно показывают, насколько разную роль может играть один и тот же медиатор. Мы привыкли называть дофамин нейромедиатором счастья и удовольствия (иногда вспоминая про него ещё в связи с двигательными центрами и болезнью Паркинсона). А между тем, как видим, тот же дофамин нужен, чтобы помнить о неприятностях и чтобы забывать о них, в зависимости от обстоятельств.
Автор: Кирилл Стасевич