Ядовитыми могут быть не только змеи с лягушками, пауки с насекомыми, осьминоги и экзотические рыбы, но и птицы со зверями.
Причём если у ядовитых млекопитающих вроде щелезубов, утконосов и толстых лори есть прямо собственные ядовитые железы, то у птиц таких желёз нет. Ядовитыми птички становятся, поев ядовитых насекомых или растений.
Самые известные токсичные пернатые — это питоху и синеголовая ифрита с Новой Гвинеи, и, может быть, ещё обыкновенный шпорцевый гусь. Яд шпорцевого гуся — кантаридин, который он получает из жуков-нарывников (к ним относятся, например, шпанские мушки). Яд питоху и ифриты — батрахотоксин. Обычно о батрахотоксине говорят в связи с лягушками-листолазами — это одни из самых ядовитых животных на земле. Но батрахотоксин есть не только у листолазов, но и у некоторых жуков, и вот от жуков-то питоху и ифрита его и получают. (Собственно, листолазам для синтеза своего батрахотоксина тоже нужно есть кое-каких насекомых.)
Точное количество ядовитых птиц до сих пор неизвестно — просто потому, что мало кто будет искать яд в привычных видах, описанных сто и более лет назад. Порой ядовитые свойства обнаруживают у птиц, про которых и не подумаешь. Например, известно, что поев обыкновенных перепёлок, можно заработать рабдомиолиз и почечную недостаточность, а всё потому, что перепёлки иногда едят ядовитые растения, вроде болиголова, морозника и некоторых других.
В недавней статье в Molecular Ecology сотрудники Копенгагенского университета описывают два новых вида ядовитых новогвинейских птиц — свистуна Шлегеля и рыжезатылочного свистуна. Новые они не в зоологическом смысле, оба свистуна были открыты очень давно. Просто до сих пор никто не подозревал, что у них есть яд — всё тот же батрахотоксин, который, очевидно, свистуны съедают вместе с насекомыми и который накапливается у них в перьях и коже. Но в большей степени исследователей интересовали не столько свистуны сами по себе, сколько то, как они приспособились к яду. Батрахотоксин действует на натриевые ионные каналы в клеточной мембране, мешая им закрываться, так что ионы натрия могут идти через них, сколько угодно и куда угодно. С постоянно открытыми каналами клетки не смогут перегруппировывать ионы так, чтобы на обеих сторонах мембраны возникала разность потенциалов. Без разности потенциалов не получится электрического импульса, а без импульсов не будут работать ни сердце, ни дыхательные мышцы.
Можно ожидать, что устойчивость к батрахотоксину связана с какими-нибудь мутациями в генах натриевого ионного канала. Когда исследователи проанализировали эти гены у ядовитых свистунов, питоху и синеголовой ифриты, то оказалось, что мутации такие у них и впрямь есть: белки птичьих натриевых каналов плохо взаимодействуют с токсином, поэтому он на них и не действует. При этом интересно, что мутации у птиц иные, чем аналогичные мутации у лягушек-листолазов. Хотя результат и там, и там получается тот же — ионный канал не обращает внимания на токсин, на молекулярно-генетическом уровне задача решена по-разному.
Автор: Кирилл Стасевич