Анна Линдхольм, биолог из Цюриха, теперь чувствует себя в ответе за мышей. Это тем более обидно, что она не приручала этих мышей. Мыши приручили себя сами.
Научное исследование Анны и ее коллег дает основание думать, что такое нередко случалось и раньше: многие, если не все виды, о которых люди думают, будто одомашнили их, на самом деле одомашнились сами, ни у кого не спросив разрешения. Если уважаемый читатель и раньше подозревал, что знаменитый афоризм Сент-Экзюпери о «тех, кого мы приручили» — хрестоматийный образец психологического манипуляторства, то теперь его догадки подтверждены наукой. Но мы не о слащавых подростковых книжках, а о биологии, поэтому вернемся к мышам.
Часть 1. Мыши
История мышей Анны Линдхольм началась в 2002 году, когда швейцарские биологи поселили дюжину диких грызунов в заброшенном амбаре. Животным была обеспечена райская жизнь: в амбар не могли проникнуть твари размером больше мыши, ученые регулярно приносили много еды, а мыши были вольны уходить и приходить, когда им заблагорассудится. Оставались, естественно, те, кто не возражал против того, чтобы ежедневно встречать у своей норки лаборанта с мешком корма и даже порой вскарабкаться по его штанине. Мыши плодились и размножались, пока в сарае не стало тесно: популяция стабилизировалась на численности около 250–400 животных.
И довольно скоро биологи начали замечать, что в мышином коллективе появились животные с пятнышками белой шерсти. Их становилось больше и больше: с 2010-го по 2016 год доля таких зверюшек удвоилась. Между тем в рамках совсем другого исследования зоологи измеряли размер мышей: оказалось, что за то же самое время мышиные черепушки стали короче в среднем на 3,5%. Уменьшился и размер тела. Наконец, зоологи смекнули, что наблюдают «синдром одомашнивания», о котором упоминал еще Дарвин. С той важной оговоркой, что мышей никто не одомашнивал — на них действовал исключительно естественный отбор плюс фактор физической близости человека.
Но здесь нам придется прерваться, чтобы изложить предысторию проблемы.
Часть 2. Лисы и куры
Собственно, предысторию мы уже рассказывали на этом ресурсе, сейчас лишь повторим ее конспективно. Началась она в 1950-х. Тогда перед советским ученым Дмитрием Беляевым родина и партия поставили задачу: вывести породу чернобурых лис, пригодных для промышленного разведения. У лис красивый и дорогой мех, однако выращивать их в неволе очень тяжело. Эти животные пугливы, агрессивны, плохо переносят соседство человека и тактильный контакт. А Беляев вздумал вывести лис, приятных в общении, и это ему удалось.
Но эксперимент дал сенсационный побочный результат: лисы, отобранные по признаку дружелюбия, стали выглядеть по-другому. Их уши по-собачьи обвисли, хвост загнулся бубликом, лоб оставался по-щенячьи выпуклым даже во взрослом возрасте. И наконец, у них исчез прекрасный серебристый мех, ради которого и стоило городить огород: лисы стали по-собачьи пегими. Эти признаки никто не заказывал, но стоило начать отбирать зверей, готовых сотрудничать с людьми, и они каждый раз неизменно появлялись. Неизвестно, знал ли Беляев о том, что такое дарвиновский «синдром одомашнивания»: Дарвина в СССР охотно использовали в идеологии, но его труды не входили в вузовские программы.
После исторической лысенковской сессии ВАСХНиЛ Беляева разоблачили как менделиста и морганиста, и к работе он вернулся только в 1958 году. Оглядываясь назад, можно только порадоваться, что скудное финансирование советской генетики не было тогда растрачено на лукавых беляевских лисичек: как показали последующие 60 лет развития науки, разобраться в этой истории было невозможно без достижений молекулярной эмбриологии и других биологических дисциплин, о которых в Новосибирске 1960-х нельзя было даже подумать.
Между тем повторить и объяснить результаты Беляева попытался Пер Йенсен из шведского Линчёпинга. Доктор Йенсен и его соратники не стали связываться с лисами, а занялись курами, точнее, предполагаемым предком домашних кур — дикой банкивской курицей. Селекцию проводили по тому же принципу, что и Беляев: отбирали в каждом поколении цыплят, не боявшихся человека. И в 2015 году опубликовали результаты работы. С курами произошло ровно то же, что и с лисами: у них появились качества, которые никто не заказывал. А именно они стали нести больше яиц и быстрее набирать вес. Эти качества, в отличие от лисьих хвостов бубликом, весьма полезны, однако появились они не нарочно, а вместе с дружелюбным и общительным нравом.
Все изменения, зафиксированные Пером Йенсеном, можно в принципе объяснить повышенным уровнем гормона серотонина. Йенсен не поленился, все измерил и обнаружил, что гормона у его кур и правда стало чуть побольше. Согласно его гипотезе, никакого искусственного отбора над курицей никто никогда не проводил: древние люди просто привечали тех птиц, что щемились поближе к их жилью. А в результате получили новый вид. В созданном человеком мире, где существуют курятники, птицефабрики и сеть KFC, новый вид живых существ достиг многомиллиардной численности, какая и не снилась его диким предкам.
Надо еще упомянуть историю со свиньями. Голландские исследователи расшифровали разные свинские геномы и показали, что свиней одомашнивали несколько раз, а потому региональные породы свиней имеют много общего с диким кабаньем того же региона, а между собой — куда меньше. И все же домашние свиньи и в Ирландии, и в Турции, и в долине Меконга сильно похожи друг на друга, а на диких кабанчиков — не очень. Очевидно, со свинтусами произошло ровно то же, что с курами и мышами. Отбор на способность сосуществовать с человеком каждый раз закреплял в них совершенно конкретный набор внешних признаков. Голландцы, сравнивавшие геномы животных, выделили в них «островки одомашнивания» — области, схожие у всех домашних пород, независимо от происхождения. Что там на этих островках закодировано, генетикам еще предстоит разобраться. Но нашлись люди, готовые строить гипотезы прямо сейчас.
Часть 3. Люди
Профессор Текумсе Фитч почти не удивился, услышав о мышах Анны Линдхольм, которые одомашнили себя сами. Уильям Текумсе Шерман Фитч Третий — таково полное имя этого американского биолога, работающего в Вене, — вообще-то занимается эволюцией речи. Однако то, что произошло с прирученными животными, прекрасно вписывается в его картину мира. По мнению Фитча и его коллег, все дело в «нервном валике» — группе клеток, которая выделяется довольно рано в ходе развития зародыша. От этих клеток, мигрирующих затем в разные части организма, зависят многие признаки, на первый взгляд не слишком связанные между собой. Например, они влияют на развитие хрящей. Мы ведь еще помним о вислоухих лисицах Беляева? А еще клетки нервного валика контролируют развитие костей черепа (вспомните маленькие головы шведских мышат, а также укороченные мордочки и выпуклые лбы новосибирских лисят). Из нервного валика происходят и меланоциты — клетки, определяющие у людей оттенок кожи, наличие веснушек и способность к загару, а у животных — цвет меха. Напомним, что история мышей Анны Линдхольм как раз и началась с белых пятен на шкурке.
И наконец, от нервного валика происходят надпочечники — железы, производящие у млекопитающих целый букет разных гормонов, в том числе тестостерон и гормоны стресса. Если вы хотите, чтобы домашний питомец стал мирным и покладистым, начать имеет смысл именно отсюда. Отсюда природа, видимо, каждый раз и начинала, когда тот или иной вид животных приспосабливался к совместной жизни с людьми.
И очень возможно, что именно отсюда природа начала, когда ей приспичило, чтобы мирными и покладистыми стали мы сами. «Человек во многих аспектах подобен тем животным, которые долгое время были одомашненными» — будете смеяться, но это опять Дарвин, и написал он это еще в 1871 году. Пришло время развить и эту мысль классика: еще в октябре 2014 года в Салковском институте (Калифорния) состоялся симпозиум по «одомашниванию человека». Именно там Текумсе Фитч и его коллеги излагали свои идеи. Да, они тоже ссылались на работы Дмитрия Беляева, но пошли значительно дальше. По мнению исследователей, самый надежный способ сделать животное — или человека — приветливым и социально-ориентированным — это слегка задержать его развитие в фазе детства. И если отбор, искусственный или естественный, действует в этом направлении, он будет закреплять сохранение младенческих черт вплоть до взрослого возраста (биологи называют это «неотенией»). Домашние собаки действительно всю жизнь похожи на волчат, а люди — на детенышей шимпанзе. Такая задержка будет в частности означать, что меньшая доля клеток нервного валика успеет достичь точек назначения. Это объясняет висячие уши и пегий мех у лисят Беляева, равно как и гормональные проблемы у кур Пера Йенсена.
Кто отбирал людей на приветливость и социальность? Разумеется, сами люди. Именно эти черты сделали возможным развитие человеческого социума, языка и мышления. У идеи Фитча — тогда, в 2014-м — был один недостаток: аналогия между естественным отбором человека и искусственным отбором одомашненных им животных выглядела несколько натянутой.
А потом эта брешь начала заполняться: появились куры Йенсена, которые, похоже, одомашнились сами собой. И наконец в 2018 году подоспело сообщение от Анны Линдхольм: ее мыши уж точно одомашнили себя сами именно таким образом, какой Йенсен лишь допускал в качестве гипотезы. Эти животные просто приспособились к жизни среди людей. Ровно к тому же самому — к жизни среди людей — приспосабливались в ходе своей эволюции и сами люди. Не стоит удивляться, что при этом у них у всех действовали одни и те же механизмы.
Если бы Дмитрий Беляев в далеких 1950-х знал, что его исследование имеет отношение к эволюции человека… а вот интересно, что бы он тогда сделал? Это ведь вам не расплывчатый «менделизм», за который талантливый биолог вылетел из научного процесса на долгие 10 лет. По советским меркам «происхождение человека путем одомашнивания самого себя» — и тем самым фактически приравнивание этого венца природы к собакам, курам и свиньям — это уже полноценная идеологическая крамола. Подобные идеи о природе человеческой и сейчас, в XXI веке, не все принимают с восторгом, а уж директору советского академического института за такое точно было не сносить головы.
Все, о чем мы тут говорили, пока не вышло из стадии гипотез, более или менее правдоподобных. Истина наверняка шире и сложнее. Но пока всей истины мы не знаем, поразмышлять об истории приручения человека человеком может быть забавно. Если мы приручили сами себя, то нам теперь и отвечать — так, по крайней мере следует из того пошловатого афоризма, с которого мы начали этот рассказ.
Автор: Алексей Алексенко